Горька мне жизнь, как питие с отравой, Но горечь бытия покорно пью; Мольбой униженной или хулой лукавой Не обнесу я жизнь мою.
Пустынными, тернистыми путями Иду, и мгла окрест, Но не омыт бессильными слезами Мне плечи режущий, суровый крест.
Один бы шаг, надменный, своевольный, Угасла б жизнь, — всему конец! Так, бранными трудами недовольный, Спешит к врагу трепещущий беглец.
Но я, как воин, преданный знаменам: Он не покинет ратный стан, И бьется до конца, и малодушным стоном Не выдает мучения от ран.
46
Румяный, бойкий ученик, Веселый, но благочестивый, Любитель интересных книг, Вошел с улыбкою стыдливой;
Страстной недели тихий звон Тогда носился над землею. Старательный земной поклон Он положил передо мною,
И ноги целовал, к стопам Моим нагим лицом склонившись. — Иду я к исповеди в храм. Нельзя идти не примирившись. —
Он мне смиренно говорил, — Вы, ради Бога, мне простите. — Все то, чем я вас огорчил, И злом меня не помяните. —
— Господь простит, ты мной прощен, Одним покорны мы законам. — И на земной его поклон Ответил я земным поклоном.
Он предо мной стоял босой, Оставив обувь на пороге. Пред ним склонившись головой, Ему поцеловал я ноги.
47
Печать божественного Духа Я не напрасно получил, — Внимательную чуткость слуха, И напряженность мощных сил.
И наблюдательное око, Которое, орла быстрей, В сердца и помыслы людей Глядит пытливо и глубоко. Я призван многое свершить, Пройти дорогой чрезвычайной, Духовный мир обогатить Трудом и мыслью неслучайной, И овладеть великой тайной.
Но я лукаво пренебрег Судьбы великими дарами, И фимиам постыдный жег Перед чужими алтарями.
Забыл я заповедь Того, Кто зажигает зори наши, И пил забвение всего Из знойно-ядовитой чаши.
Так Богом избранный народ Забыл сияние Синая, Вдали от Иорданских вод В пустыне сорок лет стеная.
Обетованная земля! Войду ли я в твои пределы? Или, как кормчий оробелый Волнуемого корабля, Погибну, плача и моля?
48
Не ходи ко мне, тоска! Я ль горел да горемыка? Хоть и очень ты дика, Я с тобой расправлюсь лихо.
Как поймаю, разложу На короткую скамейку Да покрепче привяжу К ней тебя, мою злодейку,
Сдернув траур риз твоих, Отдеру на обе корки, — Розгой будем мерить стих, Рифмы — свист жестокой порки.
49
Прости, — ты — ангел, светлый, чистый, А я — безумно-дерзкий гном. Блеснула ты луной сребристой На небе темно-голубом, — И я пленен твоей улыбкой, Блаженно-нежной, но она Судьбы жестокою ошибкой В мою нору занесена. Внезапно так и так отрадно Красой твоею поражен, Молил твоей любви я жадно, Мечтой безумной распален. Но милое твое смущенье, Румянец быстрый нежных щек, В очах пытливое сомненье, В устах подавленный упрек Мне показали, как жестоко Я обманулся, темный гном, Когда завистливое око Блуждало в небе голубом, Когда надменною мечтою Я в небо дальнее летел И безмятежною луною, Безумец, овладеть хотел!
50
Не боюсь ни бедности, ни горя, И живу, с судьбой печальной споря.
Неужель с ней спорить до могилы? Все ль на глупый спор растрачу силы?
Вот, согнуть дугою меня хочет. Да напрасно старая хлопочет, —
Есть такая сила, что пред нею Поневоле склонишь низко шею.
Но едва ли сыщется где сила, Чтобы век давила, не сломила.
Надоест мне гнуться, выпрямляться. Так сумею разом я сломаться.
51
Глаза горят, лицо пылает, Но все же мальчик приучен К повиновенью, и снимает С себя одежды, плача, он.
Мне на квартиру Скоморошко Поставил сына. Петька мил, Но мне посечь его немножко Пришлось, — он двойку получил.
52
В час молитвы полуночной Пред иконою святой Встал Хранитель беспорочный, Ангел Божий предо мной.
Купиной неопалимой Озарялся трепет крыл. Взор его невыразимый И суров, и нежен был.
Тихо речь его звучала, Как Эдемский вздох чиста, И улыбкой колебала Возвещавшие уста.
С укоризной вместе ласку В сердце мне он проливал, И в руке большую связку Пламеневших лоз держал.
53
Смерть и сон, сестра и брат, Очень схожи меж собой. Брату всякий в свете рад, Все дрожат перед сестрой.
Но порой, наоборот, Брата гонит человек, А иной сестру зовет: — Поскорей кончай мой век! —
Все, что делал здесь злодей, Брат напомнит в тишине Очень тягостных ночей.